Тайна Великой Горы



(сказка для детей и взрослых)

В одной далекой-далекой стране жила-была большая гора. Есть на свете горы и повыше, но эта гора отличалась от своих соседок особой красотой и соразмерностью. На ее вершине круглый год лежал снег, а на ее склонах не росло ни единого деревца, не проходил по ней зверь, не летали над ней птицы, не касалась ее камней и нога человека. Подножие горы было отвесным и словно отшлифованным, так что, подойдя близко к нему, можно было увидеть свое отражение, поэтому никто не мог подняться на эту гору. Впрочем, люди и не пытались. Они почитали эту гору и любили ее, и попрать ее своей ногой ни у кого даже в мыслях не было.
Дело в том, что гора хранила одну великую тайну, такую, благодаря которой можно постичь все знания, охватить разом прошлое, настоящее и будущее, познать Вселенную. Молча смотрела она на соседние горы, на паломников, которые приходили ей поклониться, и улыбалась. Люди не осмеливались даже взглянуть на зеркальное подножие горы: в народе считалось, что того, кто увидит в нем свое отражение, ждет несчастье. Выведать же, какую тайну хранит гора, ни у кого и в мыслях не было. Люди полагали, что недостойны они быть носителями великой тайны, древней, как сама Земля, и что придут времена, когда люди изменятся, и гора откроет им свою тайну. А пока их задача заключается в том, чтобы отдать горе дань любви и уважения за то, что она тщательно хранит важную тайну, нужную, но очень опасную для тех, кто недостоин ее.

Однажды в придорожный постоялый двор далекой страны, в котором часто останавливались паломники, зашли три путника. Все трое явились в страну пешком, с разных сторон, но в один день. Сели они перекусить за один стол и разговорились. Слово за слово, и, наконец, самый старших из путников сказал:
- Давайте поведаем друг другу, зачем каждый из нас покинул свой родной край и пришел пешком в такую даль.
- Да, это очень интересно, - ответил путник помоложе. – Знаменательно то, что мы пришли сюда в один день. Одинакова ли цель нашего путешествия?
- Я с удовольствием послушаю, - промолвил третий собеседник, самый молодой, - а затем расскажу о себе.
Первый путник был высок, широкоплеч и осанист. Черные, как смоль, волосы с проседью лежали мягкими волнами на его голове и слегка закрывали шею. Взгляд его темных глаз, прямой и уверенный, производил благоприятное впечатление. Он отпил воды из кружки, стоявшей перед ним, и повел свой рассказ:
- Я властелин одной из великих держав. Страна моя процветает, люди мои довольны жизнью и счастливы. И я хочу, чтобы как можно больше людей в мире жило так же хорошо, как и в моей стране, чтобы все жили в достатке и радости, чтобы дети не плакали от голода и холода. Я смогу добиться этого и в других странах, но для этого мне нужно приумножить свои земли и править на всей Земле. Но как приумножить свои земли без кровопролития или хотя бы обойтись малой кровью? Я созвал на совет ученых мужей, прорицателей, священников. Они долго думали, как мне достичь цели, посовещались и вынесли такое решение. Непременно нужно, чтобы Великая Святая Гора поделилась со мной своей тайной. Если я узнаю ее тайну, я смогу править всем миром и дать счастье всем людям на Земле. К горе, сказали советники, не стоит являться в красивой повозке и в дорогих одеждах, ведь человека украшает скромность. Поэтому я надел скромное рубище, закинул котомку с самым необходимым за плечо, взял в руки посох… И вот я здесь.
- Какая у тебя, Властелин, достойная цель – счастье всех людей, - сказал второй путник, пригладив свои темные волосы. Он был худощав, взгляд его темно-карих глаз, казалось, сосредоточен на чем-то постороннем, однако внешность его была приметной благодаря орлиному носу и выразительным губам. – Сразу видно, что Вт замечательный правитель, и хочу пожелать тебе удачи. Что касается меня, путь мой тоже лежит к Великой Горе. Я ученый, и пусть я далеко не старик, но у меня уже есть кое-какие достижения. Цель моих исследований – так же человеческое счастье. Я хочу создать такое лекарство, приняв которое, человек смог бы навсегда избавиться от всех болезней. Представьте только, - ученый воодушевился, - какая жизнь наступит тогда на Земле. Вот я и хочу, чтобы гора поведала мне свою тайну, с помощью которой я смог бы создать такое лекарство.
- И у тебя достойная цель, - немного помолчав, сказал Властелин, - и знаете, если нас обоих постигнет удача в том деле, ради которого мы сюда пришли, мы вместе построим на Земле общество счастья. Я сделаю так, что люди не будут знать лишений, ты – так, что они исцелятся от болезней. Однако настало время послушать самого молодого из нас. Что тебя, путник, привело в эту страну? – обратился Властелин к третьему путнику.
Самый молодой странник грустно улыбнулся. Светловолосый, веснушчатый, ни замечательной внешностью, ни гордой осанкой не привлекал он внимания. Его голубые глаза были широко распахнуты, взгляд был незамутненным, чистым и по-детски наивным, хотя этот путник уже вышел из юношеского возраста.
- Я тоже иду к Великой Горе, чтобы она поделилась со мной своей тайной. Но моя цель мелка по сравнению с вашими, поэтому я не вижу никаких шансов в том, чтобы гора хоть чуточку открылась мне. А узнать я хочу у горы, в чем мое призвание. Я брожу по свету вот уже семь лет. Покинув мать и свою юную невесту, ищу то, к чему повлечет мое сердце. Я останавливался у учителей, работал у них, чтобы они передали мне свои знания. В итоге я научился разным ремеслам, наукам и хитростям, но ничем из того, чем пополнил свои знания, не занимался долго. Все время ищу, а что, не знаю. Моя невеста, наверное, теперь вышла замуж за другого… Что ж, не откроет гора мне тайны, значит, не судьба, буду странствовать дальше, пока не отыщу то, что меня потянуло в дорогу.
Властелин встал и подошел к мутному, маленькому окошку.
- Уже поздно, солнце клонится к закату. Сегодня уже не имеет смысла идти к горе. Один из священников сказал мне, что перед тем, как идти к горе, нужно хорошенько отдохнуть в одиночестве, отпустить все пережитое, суетное. И общаться с горой тоже лучше в одиночестве. Поэтому предлагаю вам к горе идти по одному. Завтра пойдет один из нас, послезавтра – другой, потом – третий. Я иду завтра.
- Я не тороплюсь, - ответил самый молодой путник, - моя цель намного проще ваших, а по сравнению с семью годами моих скитаний, два дня – это сущая малость. Я пойду последним.
И путники разошлись по своим комнатам.

Властелин долго смотрел в окно. Треволнения в его душе улеглись несколько дней спустя после того, как он вместе провожающими подъехал к границе своего государства. Там он переоделся в дорожное одеяние и, опираясь на посох, с котомкой за плечами пошел пешком по направлению к Великой Горе. Он никогда не рос избалованным и капризным, родители воспитывали его в аскетизме, а военные походы молодости сделали его выносливым. Поэтому, если он и устал, добравшись этого постоялого двора, то совсем немного. Счастье всего народа стоит того, чтобы пуститься в столь дальний путь и стоит того, чтобы гора открыла свою тайну. Пережитое? Властелин задумался. Нет в его жизни такого, за что бы он корил себя. Да, он был тверд и непреклонен, бывало, наказывал даже своих приближенных, но только за то, что они трудились для себя, а не для своего народа. Нет, это не грех, когда имеешь такую святую цель. Впрочем, пора отдыхать.
Властелин уверенно подошел к кровати и лег.

Ученый лежал на спине, положив ладони за голову. Отпустить все пережитое… Перед его мысленным взором встала цепь воспоминаний. Жена, недооценившая важность его работ, ушла к другому… Коллега, предавший его ради более близкой цели и сиюминутной выгоды… Быть может, он был порой слишком сух и безжалостен к ним. Но перед ним стоит такая грандиозная задача - здоровье людей. Быть может, он прославится. Нет, не надо о славе. Надо отпустить все суетное, а слава – дым, прежние обиды – иллюзия. Отпустить, отпустить…
Ученый не заметил, как уснул.

Странник лежал и смотрел в потолок. После разговора с Властелином и Ученым ему казалось нелепицей сама мысль пойти к Великой горе и попросить ее открыть тайну. Зачем тревожить ее по мелочам? Впрочем, раз за свои годы скитаний он прошел так много верст, то пойдет и к горе, не зря же он забрел в эту далекую от его родины страну. А потом он отправится дальше и продолжит поиски своего призвания.
Сон странника был, как всегда, крепок и спокоен.

На следующий день Властелин встал на восходе солнца, и, взглянув в окно, увидел, что на землю пал густой-прегустой туман. Ночью прошел дождь, и испаряющаяся под лучами солнца вода скрыла горные дали густой пеленой. Однако, почти достигнув цели своего пути, властелин уже не хотел ждать и, перекусив, отправился по дороге, ведущей к Великой Горе. Гулко отдавались шаги Властелина в тяжелом тумане. Он прошел довольно большой отрезок пути, как вдруг услышал скрип колес и неторопливый стук копыт. Из тумана выплыла телега, нагруженная соломой. В телеге сидел старик-крестьянин.
Богач ли, крестьянин, властелину это было неважно. С детства его приучили уважать труд и быть почтительным к старикам. Он поклонился старику и спросил:
- Далеко ли до Великой Горы, добрый человек? Туман скрыл ее от меня, и я не знаю, как долго мне еще идти.
- До полудня дойдешь, странник.
- Спасибо, добрый человек, вот ты, умудренный опытом старик, много лет смотришь на эту гору. Наверное, ты ходил к ней. Скажи, пожалуйста, какими словами нужно к ней обратиться, чтобы гора открыла мне свою тайну?
- Я один раз в месяц, в полнолуние, хожу поклониться горе. Но ни разу ни я, ни кто-либо другой из нашей деревни, окрестных деревень или городов не просил Великую Гору открыть тайну. Гора никому не открывает своей тайны, потому что для простого смертного она недостижима. Мы просто склоняем головы перед ней.
- Вы, местные жители, не имеете великой цели, которая заключается в счастье всех людей, цели, достичь которую в силах только тот, кто правит миром.
- Нет на свете такой цели, ради которой можно использовать тайну.
- Посмотрим, кто из нас прав. Но какими словами вы обращаетесь к горе?
- Самые лучшие слова, которыми можно обратиться к Великой Горе, - это молчание. Мы слушаем звон снегов на ее вершине и радуемся ее улыбке.
- Спасибо тебе. Но я все же обращусь к горе. Прощай.
- Прощай, и да случится то, что является лучшим для тебя, странник.
С этими словами старик дернул поводья, и поехал своей дорогой. А Властелин отправился дальше. Он шел, пока, наконец, не увидел сквозь туман смутные очертания Великой Горы. Подойдя еще ближе, он остановился и поклонился горе.
Вокруг горы туман был даже плотнее, чем в долине, через которую сегодня шагал Властелин. Седая вершина ее была полностью скрыта от глаз, в зеркальном подножии ее не было видно отражения.
- О, Великая Гора, - громко произнес Властелин, - я пришел к тебе издалека. Целью моей жизни является счастье человечества. Прошу тебя, открой мне свою тайну, чтобы я смог достичь своей цели.
Но гора по-прежнему хранила молчание и все так же улыбалась окрестным горам, туману и стоящему у ее подножия человеку, обратившемуся к ней со смелой просьбой. Властелин ждал, но, не получив ответа, повторил свою просьбу. Снова не дождавшись ответа, он принялся повторять свои слова то вслух, то мысленно, однако туман не рассеивался, а гора все так же молчала.
Отчаяние и обида переполнили душу Властелина, и горько сказал он горе:
- Гордая гора! Ты не только не сказала мне ни слова, но даже не открыла мне свое лицо. Прощай же. Отныне ты и моего лица никогда больше не увидишь.
С этими словами Властелин повернулся и зашагал прочь. Обида по-прежнему жгла его, когда он подошел к постоялому двору. Стыд не позволил ему показаться на глаза двум оставшимся путникам. Он тихонько велел хозяину собрать ему в дорогу еды, и, расплатившись с ним, отправился восвояси.
Дни за днями шел Властелин домой. Солнце жгло немилосердно, и какими же тяжелыми казались ему посох и котомка, когда ушла из сердца надежда и вместо нее в там поселилось отчаяние. Когда он подошел к границе своей страны, количество седых волос на его голове прибавилось. Он шел и озирался в поиске своих приближенных, которые должны были ждать его на границе, чтобы отвезти в столицу, во дворец, однако никого из них не встретил. Пришлось идти пешком и дальше.
Вошел Властелин неузнанным в ближайший город, и там с ужасом узнал, что, пока его не было, власть в стране захватил один из его приближенных, казавшийся ему самым верным. С тяжелым сердцем он узнал, что всю его родню и приверженцев, не предавших его, либо посадили в темницу, либо изгнали из страны. Горе, какое горе! Он лишился всего, что имел, деньги на дне его котомки заканчивались, а он никому не был нужен. Его не искали даже для того, чтобы бросить в тюрьму: новый властелин был не в курсе дел старого, а после свершившегося переворота священники, которые присутствовали на последнем совете, предпочитали не ввязываться в политику и помалкивать, дабы не навлечь на себя гнева, ученые занимались своей работой, а прорицатели, не сумев предсказать переворот, разбежались. Стражники прочесали всю столицу и ее окрестности, все дворцы прежнего властелина; не имея о нем никаких известий, новый правитель ограничился тем, что расставил стражу на въезде в столицу, чтобы схватить бывшего властелина в случае, если он пожалует в город.
Один-одинешенек шел бывший властелин, сам не ведая, куда. Одежда его превратилась в грязные лохмотья, не было в его глазах прежней уверенности, а в плечах – прежней гордой осанки. Кто-то подавал ему милостыню, давал ночлег и еду, а кто-то прогонял. И видел человек, что не так уж много счастья у людей. По дорогам бредут нищие, укрывающие головы от палящих лучей солнца листом лопуха, не имея даже шляпы, в городах и селах много бедняков, живущих в тесных домишках и перебивающихся с хлеба на воду. Оказывается, лживые приближенные скрывали от него правду.
Наконец, в одной маленькой глухой деревеньке нашлись сердобольные люди, которые приютили бывшего властелина. Довольствуясь тем именем, которым он себя назвал, приютили его и помогли построить ему небольшой дом. И пришлось учиться ему простому и нелегкому крестьянскому труду. Годы успокоили боль в его сердце, а аскетическое воспитание помогло довершить остальное. Бывший властелин женился, и у него родились один за другим пятеро детей.

На второй день рано утром с постоялого двора в далекой стране вышел Ученый и направился к Великой Горе. День был ясный, ласковый и прозрачный, но Ученый, не замечая этого, был сосредоточен только на своей цели. Он даже не услышал скрипа колес, и отвлекся от своих мыслей только тогда, когда услышал добрый старческий голос:
- Осторожнее, путник. Мне труднее поворотить с дороги нагруженную телегу, нежели тебе отойти в сторону.
Ученый вздрогнул: еще немного, и телега сбила бы его с ног.
- Прости, добрый человек, ради Бога, прости, я просто задумался.
- Ничего-ничего, не велика беда – задуматься. А куда ты идешь в такую рань? Неужели к Великой Горе?
- Именно туда. Скажи мне, добрый человек, ты, наверное, живешь возле нее с рождения, не слыхал, открывала ли гора кому-нибудь свою тайну или нет?
- Нет, никогда не открывает никому гора своей тайны. Вчера вот один человек спрашивал про гору, но вряд ли она ему открылась.
- У меня великая цель. Я ученый, и если гора откроет мне свою тайну, я смогу изготовить такое лекарство, чтобы человек смог исцелиться от всех своих недугов.
- Лучшее лекарство – это чистая душа, а остальное приложится. Вижу, что ты непреклонен и все равно хочешь просить гору открыть свою тайну. Так вот, хочу предупредить тебя, не вздумай смотреть на отражение зеркального подножия горы, дабы не навлечь беды.
- Спасибо, добрый человек, будь здоров.
- Желаю тебе того, что является лучшим для тебя.
С этими словами старик поехал дальше, а Ученый продолжил путь к Великой Горе. Когда он приблизился к горе, изумился, какая же она огромная, величественная стоит перед ним, маленьким человеком, имеющим такую важную цель. Приблизившись к самому подножию, Ученый низко поклонился и произнес заранее заготовленные слова:
- Здравствуй, Великая Гора. Я ученый. Моя цель – найти такое лекарство, которое могло бы навсегда излечить людей от всех болезней. Здоровым людям легче найти свое счастье. Помоги мне, пожалуйста, Великая Гора. Открой мне хотя бы часть своей тайны, чтобы я смог создать такое лекарство.
Ученый еще два раза повторил свою просьбу и стал ждать. Но гора по-прежнему молчала и с улыбкой смотрела окрест себя, улыбалась она и человеку, стоявшему у подножия ее. Долго стоял Ученый среди молчания, не замечая легкого дуновения ветерка, облетевшего вокруг горы, потрепавшего волосы человека и принесшего свежесть снегов с ее вершины. Ни одного слова не услышал Ученый. «Не может гора говорить, все это вздор, которому верят неграмотные люди», - подумал он. Он уже собрался уходить, как его взгляд неожиданно упал на зеркальное подножие Великой Горы. Что же он увидел? Конечно же, свое отражение. Или нет? На него смотрел худой, согбенный, седой старик с орлиным носом, его лицо было изрыто морщинами. Но как знакомо его лицо!
Ученый в ужасе отпрянул назад и бросился прочь. Он шел и шел вперед, страх не давал ему остановиться и подумать. Наконец, он вернулся на постоялый двор, проскочил мимо обедавшего за столом молодого путника, поспешно вошел в свою комнату и бросился на кровать.
Страх постепенно отступал, давая возможность уму заняться анализом произошедшего. Этот старик в зеркальном подножии… Он был так похож на него самого! С одной стороны, это могло только показаться, но с другой... Старик предупреждал его не смотреть на свое отражение, и видимо, не зря. Хотя, не в этом ли отражении кроется тайна? Простые люди неграмотны, оно боготворят Великую Гору, и ими, наверное, руководит страх, поэтому они не в силах взглянуть на свое божество. Если отбросить страх, которому он сегодня поддался, отражение, которое он увидел в подножии горы, может означать, что если он будет трудиться, не покладая рук, над своей задачей, к старости он добьется своей цели. Конечно, именно это сказала ему гора.
Окончательно успокоившись, Ученый вышел из своей комнаты и заказал обед. Молодой путник в это время прогуливался во дворе, но, увидев ученого, подошел к нему.
- Удалось ли тебе узнать тайну горы? – спросил он.
- Кое-что узнал. Конечно, гора не раскрыла мне всей тайны, но я узнал хотя бы, что должен трудиться и трудиться, и тогда достигну своей цели.
На следующий день Ученый пустился в обратный путь. Он вернулся в свой одинокий дом и принялся за работу. Он исследовал разные вещества, которые получал в своей лаборатории, изучал воздействие трав, собранных на нехоженых лугах и по берегам звонких речек. Он созвал бедных людей, которые не имели средств купить себе лекарство и были готовы испытать на себе новое лекарство ученого. Ученый, закрывшись в своей лаборатории, не думал о еде и сне, но все, что он мог сделать, - это устранить на время болезнь или облегчить ее бремя. Тогда ученый вспомнил слова старика из далекой страны, что лучшее лекарство – это чистая душа, - и начал создавать лекарство, поднимающее настроение, изгоняющее злобу и заставляющее забыть все плохое, что было в жизни. Но все средства, которые он изготовил, имели небольшой срок действия, после чего плохое настроение возвращалось к человеку, раздражение вновь овладевало им, а память терзала по-прежнему, и лекарство приходилось принимать снова.
Так прошло пять лет. Ученый устал, силы его были на исходе. И без того худой, исхудал еще сильнее, волосы поседели, глубокие морщины избороздили его лицо. Настал день, когда он не в силах был продолжать свои исследования. С трудом встал он, чтобы поесть и, проходя мимо зеркала, взглянул на свое отражение. Оттуда на него смотрел старик, которого он видел в отражении зеркального подножия Великой Горы. Так вот что сулила ему Великая Гора!
Ученый вышел на улицу и сел на лавочку. Был май, хмельной и кружащий голову. Светило солнце, высоко в небе плыли полупрозрачные кудрявые облака, птицы пели на все голоса, легкий ветерок приятно освежал голову. Глядя на эту весеннюю картину, хотелось петь и радоваться тому, что на дворе весна, тому, что улыбаются прохожие, тому, что вокруг есть то, что есть. И эту радость не помогут почувствовать никакие лекарства. Только тогда Ученый понял, что он потерял за годы своих бесплодных исследований и от чего хотела предостеречь его Великая Гора, но было уже поздно.

На третий день молодой путник встал еще затемно, собрался и отправился в путь по дороге, ведущей к Великой Горе. Рассвело, птицы проснулись и запели на разные голоса. Из-за гор, что длинной грядой закрывали горизонт, поднимался красноватый солнечный диск, еще не слепящий глаза. Странник не рассчитывал на то, что гора поделится с ним своей тайной. Тем не менее, настроение его было прекрасным, и он напевал веселую песенку, которую пели в его родном краю и которую он знал еще с детских лет.
Там, где путь странника пересекался с другой дорогой, он увидел старика-крестьянина, едущего на телеге.
- Здравствуй, добрый человек! – сказал путник. – Бог тебе в помощь.
- И тебе того же желаю, путник, - ответил старик. – Я вижу, ты идешь к Великой Горе?
- Да. Мне люди сказали, что гора хранит великую тайну. Вот я и хочу ее попросить, может, гора откроется мне. Вот уже семь лет хожу я по свету и ищу свое призвание.
- Гора никогда никому не открывает своей тайны. Люди слишком мелки для того, чтобы получить то знание, которое хранит гора.
- Что ж, нет, так нет. Тогда я просто поклонюсь горе и стану любоваться ее красотой. А потом отправлюсь дальше в поисках своего призвания.
- Дай Бог тебе найти свое призвание, - произнес старик. – Человек счастлив только тогда, когда идет по своему, предназначенному ему пути.
Путник распрощался со стариком и двинулся дальше. Долина, по которой он шел, стала каменистой, трава попадалась все реже и реже. Полуденное солнце светило ярко и ласково. Наконец, дорога свернула круто вправо, и взору странника открылась великолепная картина, которая, по мере того, как он подходил все ближе и ближе, все больше его захватывала. На остроконечной верхушке Великой Горы белел девственный снег, сверкая в солнечных лучах. Зеркальное подножие горы также сверкало и переливалось на солнце яркими бликами. Пробежался легкий ветерок, погладил своей легкой рукой путника и устремился вдаль, затем, подлетев к горе, словно набрал сил, облетел ее всю кругом, вернулся назад и взлохматил его волосы, принеся ему отдохновение от дальней дороги.
Странник не мог оторвать взора от горы – так она была прекрасна. Радость и восхищение наполняли его сердце. Он вдруг понял, что ни о чем не будет просить гору, ничего ему не нужно, кроме того, что у него есть, а есть у него немало – любовь и радость. А гора молчала и с любовью смотрела на горы, камни и улыбающегося человека.

Когда путник возвращался назад, солнце уже начало клониться к западу. В сердце странника царила радость, и он шел и улыбался. Когда вдалеке он увидел постоялый двор, то понял вдруг, что ему очень хочется вернуться домой, так, что невозможно более оставаться здесь, и надо идти даже на ночь глядя.
Путник шел долго, легко, как на крыльях, ноги его не чувствовали усталости. Наконец, когда стемнело так, что ничего окрест себя невозможно было увидеть, он улегся на траву прямо под звездным небом, положив себе под голову котомку. Он лежал и улыбался звездам. Он нашел свое призвание! Годы скитания не пропали даром. Видно, это было необходимо - бродить по белу свету семь долгих лет, чтобы итогом скитаний стало обретение своего призвания – родной край, отчий дом. То, что не было явно вблизи, не было понятно на протяжении всех годов скитания, стало понятным и очевидным только сейчас. И для того, чтобы найти свое призвание, не нужна никакая великая, сокровенная тайна. Просто распахни свое сердце и иди туда, куда оно влечет.
Дома путника встретила мать и со слезами радости на глазах бросилась ему на шею. В вечернем сумраке он увидел, как загорелись ее глаза.

Прошли годы. В одном маленьком городке стоял небольшой аккуратный домик. Вокруг него был разбит сад, в котором летом на деревьях созревали плоды, а с ранней весны до поздней осени цвели цветы. В домике всегда слышались смех, песни, веселые детские голоса, там ценились любовь, радость, искренность и труд. На многие версты вокруг шла добрая молва о людях, живущих в этом доме. Усталый странник мог получить там ночлег, голодный и жаждущий – еды и питья, а исстрадавшийся, опустошенный и отчаявшийся – мудрое слово. К этому дому шли и шли люди. Любой человек мог излить хозяину дома все выстраданное, наболевшее, все, что его мучило и тревожило, - хозяина выслушивал каждого и говорил ему нужное слово. Много есть слов, но для каждого человека хозяин дома находил свое, необходимое именно сейчас. И люди не переставали удивляться, каким образом удается хозяину во всем поспевать – и работу сделать, и с каждым гостем поговорить, и с детьми поиграть, и песню спеть.
Время шло, сменялись зимы и весны. Сад то покрывался снегом, то зеленел и расцветал. Где-то в маленькой деревне бывший властелин учился довольствоваться скромной долей огородника и радовался результатам своего труда – замечательным тыквам, арбузам и винограду. Ученого уже давно не было в живых.
А в далекой-далекой стране молча улыбалась Великая Гора, глядя на мир, и снова ждала человека, готового принять ее тайну.

Дорога домой



Мы едем на машине с дачи домой. Я сижу на заднем сидении, сын уснул, оперев голову о мое плечо. Я смотрю в окно. Вдоль дороги убегают назад деревья, одетые в свежий майский наряд. Вдалеке видны луга, желтые от одуванчиков. Весна! Какой же она обладает огромной силой, заставляющей просыпаться природу, выпускать нежные зеленые листья из темных корявых ветвей, силой, выгоняющей траву и цветы из холодной еще земли. Весна, животворящая, созидательная, пробуждающая к любви…
Мимо пролетают деревья, одетые в молодую, свежую листву. Еще далеко до сбора даров леса, результатов силы созидания. В такую пору в душе свет, радость, хочется жить на всю катушку.
Сын во сне поменял положение, выражение лица на мгновение стало недовольным – в машине спать неудобно. Мои мысли сразу же приняли другой оборот. А как же осень, зима – пора разрушения, сна в природе и ограничения желаний? В это время в душе также должны пребывать свет и радость, независимо от того, создается жизнь или разрушается.
У моего сына поллиноз – торможение зависимости от жизни именно тогда, когда хочется жизни, человеческой любви. Причиной аллергии вообще является зависимость от жизни, когда любовь к чему-то человеческому превышает любовь божественную. Очень часто у человека бывает аллергия именно на тот продукт, который он обожает. Подсознательно понимаешь, что уделяешь слишком много внимания обожаемому объекту, и это чувство подчас тормозится ощущением отсутствия права обладать обожаемым. Внешне это проявляется в виде аллергии.
Нет, осень и зима не менее прекрасны, чем весна и лето, во всех своих проявлениях. Прекрасны моросящий мелкий дождь, холодная метель, хмурая оттепель. Они прекрасны, как все, созданное Творцом. Это время ограничения желаний, жизни. Правда, довольно легко отстраниться от жизни среди холода и пурги, гораздо сложнее сейчас, когда пробуждается буйная зелень, весело летают насекомые, а в небе кричат стрижи.

Осенью у моего сына пару раз была температура, болезнь роста первого коренного зуба.
Во время болезни он сказал:
- Мам, сделай мне массаж, в котором руками не касаются.
Зубы болят у тех, кто не принимает данную ему ситуацию и хочет «съесть» того, кого считает ее виновником. Появление и рост зубов у ребенка расширяет такую «возможность». Следовательно, если не происходит очищения души, для ограничения агрессии и сдерживания желаний необходимы боль и температура при росте зубов. Значит, ребенок захотел получить энергию, не ограничивая себя в желаниях. Кроме того, рост ребенка вообще – это жизнь, ее проявление и развитие, поэтому болезни роста вызваны торможением зависимости от жизни.
В тот раз поначалу я даже не поняла, о чем он говорит: экстрасенсорикой я с ним не занимаюсь, только один раз, когда он был совсем маленьким, выбила из него кармическую программу диатеза с помощью числового кодирования. Но в тот раз он спокойно спал, так что не мог ничего заметить. Я не рассказывала ему ничего о целительстве, правда, однажды рукой направляла на него разного типа энергию, то желтую теплую, то голубую колючую и т.д. А он описывал свои ощущения и смеялся, что становилось то тепло, то потом холодно и щекотно. И неожиданно для себя сам сделал вывод, что эта энергия помогает.
Способные целители являются своеобразным испытанием для искушаемых, которые склонны отдать деньги за то, чтобы сбросить с себя свои проблемы и стать здоровыми и счастливыми. Даже одна диагностика (без целительства) несет в себе опасность, если пациент диагностируется не с целью осознать, что мешает его устремлению к божественному, а с целью что-либо получить - здоровье или судьбу, пусть он и отдаст при этом деньги или окажет диагносту услугу. В итоге диагност вытягивает пациентов, не устремленных к любви, к отдаче, на себе, за счет своих жизненных сил. Последствия же целительства гораздо серьезней.
Но экстрасенсорные способности даны не для того, чтобы понять их вредоносность и отказаться от них. Думаю, эти способности по мере духовного развития человечества, устремления к любви и очищения души должны стать естественным чувством, какими являются зрение, слух, осязание. Но эти способности станут естественными у подавляющего большинства людей тогда, когда уровень духовного развития человечества станет таким, что людям не придет в голову использовать знания, получаемые от Высших Сил против любви, в угоду собственным устремлениям. Зачем шестое чувство нужно человеку? Затем же, зачем и все известные пять чувств. Гипотетически можно представить, что было бы, если бы человечество было лишено какого-либо одного органа чувств, например, слуха. При этом ограничение жизненности было бы налицо. Люди были бы лишены возможности слышать пение птиц, шелест листьев, журчание ручья, красивую музыку, голоса – всего, чем наполнен мир. Конечно, человек способен идти к Богу, даже если он лишен одного или нескольких чувств, но, тем не менее, Творец всех подряд не ограничивает в плане жизни. Шестое чувство - это хорошее подспорье для человека. Конечно, его можно использовать в корыстных целях – выигрыша большой суммы денег, нанесения порчи. Но и глаза можно использовать не только для того, чтобы смотреть, куда идешь, читать книгу, но и чтобы как следует прицелиться и выстрелить.
Сохранение любви при ограничении жизненности и устремление к любви – не одно и то же. Чем большего человек лишен, тем больше должна быть его тенденция к сохранению любви в душе. Научившись сохранять любовь, человек должен учиться устремлять к любви. Устремление к любви дает расширение возможностей, увеличение жизненности, но ценности, полученные как награда тому, кто желает обрести любовь, не являются самоцелью. Эти ценности необходимы для того, чтобы научиться еще больше устремляться к любви. Ты видишь пробуждающуюся после долгого зимнего сна природу? Ее создал Творец, силой Его любви она пробуждается. Ты мерзнешь зимней стужей, спеша домой через сугробы? Стужу тоже создал Бог, благодаря ей ты можешь пережить свои ощущения, ты мерзнешь, значит, ты не бесчувственный, ты жив. Самое главное, ты можешь почувствовать силу своего духа. Тебе неприятен холод, ты боишься простудиться? Значит, Творец показывает, что тебе есть, куда расти, в этом плане. Не все, что мы видим, слышим и ощущаем, нам нравится. Тебе неприятно слышать бранную речь? Это ругается творение Господа, заблудшее и потерявшее дорогу домой. Так не осуждай его, а полюби в нем искру Божью, Творец любит всей своих детей, и этого заблудшего в том числе.
То же самое и с шестым чувством. Благодаря ему человек может увидеть больше сторон жизни и сильнее устремляться к любви. Но любое чувство, а шестое в особенности, являются испытанием для человека, потому что есть искушение прикипеть к той человеческой ценности, которая появится у человека благодаря наличию этого чувства.

Мы едем по МКАД, справа высятся жилые дома, здания предприятий. Снижаем скорость – с дачи сегодня возвращаются многие, машин полно. Москва тоже оделась в зеленый наряд, с одной стороны, это не пробуждает таких же чувств, как на природе, здесь зелени меньше, много пыли и грязи, с другой стороны, трогательно, что в таком душном, задымленном, пыльном городе жизнь идет. В городе, а тем более в столице, легко реализовать свои планы, получить материальные блага, жить легче, чем в деревне, на даче, где неизбежен физический труд, удобства находятся на дворе, магазин - в нескольких километрах, медицина - совсем далеко. Но плохая экология является расплатой за возможности и удобства горожан.
Сын приоткрыл глаза и огляделся. Затем снова закрыл глаза – окончательно еще не проснулся. Пару лет назад он загорелся идеей стать в будущем хозяином автомобильного завода. Поначалу я не ограничивала его в этом стремлении, все-таки, есть стимул для учебы, хоть одна польза. Однажды я ему сказала:
- Но ведь у тебя нет никакого увлечения автомобилями. Водить машину, как папа, ты, конечно, научишься, когда вырастешь. Но прежде, чем стать директором, ты должен стать хорошим специалистом по автомобилям, а потом постепенно подниматься по служебной лестнице. Да и директору завода эти знания необходимы. Как же ты будешь целый день заниматься работой, которая тебе совершенно неинтересна?
- Но я же хочу стать директором, хочу зарабатывать много денег. Значит, буду, - отвечает он.
- Тогда тебе придется расплачиваться тем, что на работе тебе будет неинтересно, ты можешь чувствовать себя несчастным.
Сын задумался. Я ему говорю:
- Знаешь, работу надо выбирать такую, чтобы было интересно. Тебе что интересно?
- Древняя и средняя история.
- А почему она тебя интересует? Может, ты хочешь узнать корни человечества?
- Да, хочу. Но я хочу хорошо зарабатывать.
- Необязательно быть богачом, достаточно быть просто обеспеченным. Занимайся историей, учись читать свою душу и души людей, а там и профессию себе подберешь.
Сейчас мой сын решил стать археологом.
Ну вот и все, машина въехала в наш двор. Мы вернулись домой. Нет, дом не только там, где ты живешь. Это и твоя родина, и вся Земля, и Вселенная. А самое главное, дорога домой – это обретение Бога в себе, возврат к истокам, из которых все мы вышли.

Пустяки



Белые, белые мелкие снежинки. Снег кругом: в воздухе, на деревьях, домах, машинах и под ногами. Он накрыл коварный ледок, появившийся за ночь, когда так неожиданно ударил мороз. Всю ночь свистел и выл ветер настолько сильно, что дрожали стекла, а к утру он утих и повалил снег, снег, кругом снег.
Сергей вышел из дому и не смог не полюбоваться чудной картиной вдруг наступившей зимы. Только вчера моросил мелкий холодный дождь, падавший на голую мокрую землю и слякоть под ногами. А сегодня мир совершенно преобразился. Сергей сделал несколько шагов, поскользнулся и чуть не упал: теперь смотри в оба, а то хитрый лед, спрятавшись под снегом, только и подстерегает неосторожных, ступивших на него.
Дорога в институт знакома. Тысячу раз туда и обратно, и так каждый день: немного пройти пешком, автобус, метро и еще немного пешком. Он уже, конечно, привык к этой дороге, но сегодня совершенно не узнавал ее. Повсюду разлилась предрассветная синева. Светало. Снег, голубоватый от темноты, еще не ушедшей окончательно, постепенно белел. Вся земля была как новая, помолодевшая, люди не узнавали ее, и Сергей смотрел из окна автобуса на наконец-то пришедшую зиму широко раскрытыми голубовато-серыми глазами.
В метро, наскоро отряхнув шапку от начавшего таять на ней снега, он слетел вниз по эскалатору и вбежал в первый же вагон пришедшего поезда.
И вот институт. Первая лекция. Значит, он увидит Риту Соболеву из другой группы, у которой опять, наверно, не решается какая-нибудь задача. Вчера он долго ей объяснял теорию вероятностей. Она усваивает быстро и понимает легко, с полуслова, странно, что совершенно не умеет решать задачи.
Сергей Смолин вошел в аудиторию. Риты еще не было. «Опаздывает, как всегда», - подумал он. Зато пришла кудрявая хохотушка Катя Блошкина, редкий гость на лекциях.
- Привет.
- Привет. Какой ты красивый, Сережа, с модной стрижкой. Кому это ты хочешь понравиться, а? – и Катя кокетливо улыбнулась. Сергей улыбнулся ей в ответ и сказал:
- Ладно-ладно, Кать. Говорят, ты вчера в кафе ходила. А ну, сознавайся, с кем?
- Ха! Интересно, откуда ты все знаешь? И откуда ты только взялся такой информированный?
- Разведка хорошо работает.
Катя заливисто захохотала, глядя на него огромными серыми глазами, и одной рукой взлохматила ему волосы. Он театрально отскочил, но тут же пригнул ей голову вниз и невзначай положил руку на полноватую талию. Не заметил, как вошла Рита, тихо, как всегда, как кошка. Изящная, стройная, очень симпатичная, даже красивая, с густыми длинными распущенными волосами, всегда одетая по последней моде. С какой стороны на нее ни взглянешь, ну нет недостатков, и все тут. И мимо прошла бесшумно, не повернув головы. Вряд ли не заметила. Может, не хочет видеть? Да нет, у нее опять будет задача, наверное, занята в данный момент чем-то другим.
Разговор с Катей утих постепенно как-то, незаметно. Сергей сел на свое место, Катя - на свое, и Рита - на свое. Она обычно сидит напротив него, на соседнем ряду. Сергей повернул голову в ее сторону, они неслышно поздоровались кивками и взглядами и тут же повернулись обратно и занялись своими делами. Надо еще обо всем переговорить с товарищами.
- Леха, ты где вчера был во время последней пары? Ты мне был нужен.
- В общежитие ходил к Шурику Синицыну и Володе Сахарову, - ответил Алеша Пресняков, Сережин друг, - а что?
- Просто, тетрадку твою хотел попросить, а то я на семинаре чуть было не пропал. Своих лекций-то не было.
Сзади послышался голос Пети Хлопушина:
- Серега, я к тебе с программированием. При компиляции все время какая-то ошибка выскакивает.
- Петр, распрограммируйся! Не горит, на перемене посмотрю, что у тебя.
Все они могли с необыкновенной легкостью одновременно разговаривать и все же записывать лекцию. Сергей повернул голову вправо, взглянул быстрым взглядом на Риту и быстро отвернулся, успев отметить, что и она на него посмотрела.
- Серега, - спросил Максим Климов, еще один приятель Сергея, - а как у тебя дела с ансамблем? Ты ведь собирался с кем-то его организовать.
- Да ничего, репетируем на третьем этаже общежития. Поем сначала, конечно, а потом орать начинаем. Такое дуракаваляние устраиваем! Весело, в общем. Правда, комендантша как услышит наши крики, прибегает и говорит, что выгонит нас, если мы не будем нормально репетировать. А сейчас и вовсе туго стало. Кажется, она действительно намерена это сделать.
- Так вы не балуйтесь на репетициях.
- Легко сказать. Мы и сами договариваемся между собой: давайте сегодня не дурачиться. А под конец не выдерживаем.
- А вы что поете, попсовые песни или собственного сочинения?
- Разные. У нас есть несколько попсовых. Еще Шурик стихи сочиняет, а я музыку. А вот стихи – сам не умею.
- Вы для дискотек будете петь или со сцены?
- Наверное, со сцены. Насчет дискотек мы еще не думали. Я, например, дискотеки и не очень люблю.
- Хорошо бы вам достать электроинструменты.
- Да ну их. Я больше люблю натуральные, да и электроаппаратура стоит дорого. Ты приходи как-нибудь к нам, послушаешь.
В это время в действительность вернул друзей голос преподавателя:
- Молодые люди, не надоело болтать? Писали бы лекцию, экзамены скоро.
- Что Вы, мы все записали, - бодрым голосом ответил Сергей.
- Ну, конечно, это хорошо, что вы все успеваете делать, - усмехнулся лектор, - но, все-таки, не мешайте другим.
Они замолчали. Сергей откинулся на спинку стула, посмотрел в потолок и снова вернулся в исходное положение, склонившись над тетрадью. Записав формулу, выведенную на доске, он посмотрел направо, на Риту. Она как будто почувствовала его взгляд, скользнула по нему какими-то грустными глазами и отвела их. Он улыбнулся и подмигнул ей, когда она снова на него посмотрела. Выше голову, Рита! Ей-богу, нет причины вешать носа! Он снова углубился в тетрадь, когда лектор стал что-то быстро диктовать. Что он диктовал, Сергей не знал точно, он не вникал. Его мысли витали слишком далеко от лекции.
Эх, Рита, Рита! Что же с тобой стало? Ты ли это или давно уже не ты? Рита! Ты так изменилась за лето, что вот уже три с лишним месяца я не могу тебя узнать. Что же ты? Хотя, может, и я изменился, может, и меня невозможно узнать? Почему все так? Я не могу сказать тебе ни одного слова, нас ничего не связывает, кроме нескольких несчастных задач, которые ты не можешь решить. Рита, ты молчишь! Я молчу! Рита, но ведь было же другое время, помнишь? Полгода тому уже будет, помнишь? Мы улыбались друг другу, без слов, но молчание не было нам в тягость. Мы не в силах были от счастья скрыть или подавить улыбку. Твои глаза светились огнем. А помнишь, мы сидели вместе на лекциях? Все они у меня в памяти. Твое плечо касалось моего, и ты снова улыбалась, снова и снова. Сколько раз я порывался сказать тебе главное. И почему так и не сказал? А сейчас тем более не могу. И что за отчуждение между нами?
Из раздумий его вывел голос Петра. Тот что-то спросил. Сергей ответил невпопад. Похоже, Петр не удовлетворился его ответом. Размышления были прерваны. Сергей посмотрел в тетрадь Максима и, увидев, что тот исписал страницу, оставил чистым место в тетради, чтобы дописать пропущенное, и снова углубился в лекцию.

Во время перемены к нему подошла Рита. Невысокая, добрый, неуверенный взгляд.
- Сережа…, - начала она.
- Что, опять задача? – мягко спросил он. Голос совершенно вышел из-под контроля.
- Да, вот видишь…
Он положил ей руку на плечо и легонько повел в конец аудитории. Рядом с ней чувствуешь себя защитником.
- Идем туда, сейчас помогу.
Они сделали несколько шагов. Теперь рука его лежала у нее на талии, непроизвольно как-то. Кто-то сзади сострил в их сторону:
- Благословим их, дети мои.
Но Сергей не обратил внимания на шутку, ему было не до этого. Он стал объяснять Рите задачу. Опять она быстро понимает. Впрочем, до конца объяснить он ей не успел: прозвенел звонок. Он пообещал на следующей перемене объяснить ей задачу до конца, и они разошлись в разные стороны, каждый на свое семинарское занятие.

Как гром среди ясного неба – контроль на семинаре. Предупреждать надо! Хотя зачем? И так, и так не стал бы готовиться. Предстоит решить три задачи, записанные на выданном листке бумаги – и свободен.
Семинар по тому же предмету, что и предыдущая лекция. Сергей порылся в сумке и достал тетрадь с лекциями, без труда нашел нужную тему и стал решать первую задачу. Сзади Хлопушин уже дергает его: помоги решать задачи. Сергей отмахнулся: свои бы решить. С соседнего ряда громкий шепот Максима Климова:
- Смолин! Ты где был на перемене? В следующий раз получишь в глаз.
Кому-кому, а Климову никогда нет дела до контроля и задач. Все бы ему шутить. Интересно, что он имеет в виду?
Сергей повернулся к Максиму, сделал неопределенный жест левой рукой и сказал:
- Ладно, Макс, я потом посмеюсь с тобой.
Он повернулся обратно и углубился в задачу. Слава Богу, кажется, решил.
Стал искать в тетради с лекциями тему двух оставшихся задач. Листок какой-то между страницами прошлой лекции, сложенный неровно, весь изрисованный фломастерами разного цвета. Странно, но он этого листка здесь не оставлял и вообще, первый раз видит. Сергей развернул лист и увидел стихотворение. Ритиным почерком. Ну, так и есть! Она же брала эту тетрадь у него домой, лекцию переписать. Вот только интересно, забыла этот листок здесь или нарочно положила? Стих небольшой, всего четыре четверостишия, но зато какие! Песня. Мотив сам приходит в голову. Песня о грустной любви, неразделенной или непонятой, неудавшейся или просто любви необъяснившегося сердца. Ему предназначен этот стих или не ему? Эх, болван стоеросовый, пень! Возомнил о себе. Да она же мимо проходит, не гладя, не повернув головы. Забыла листок в тетради, и все тут. Впрочем, о ком же она пишет? Взять с потолка и сочинить? Не может быть.
Сергей словно очнулся ото сна. Ползанятия прошло, а две задачи не решены. Он поспешно стал искать формулы, записывать вычисления. Осталась одна задача. Нет, все-таки, кому другому она может посвящать стихи? И прошлые улыбки, взгляды, долгие и откровенные, не вычеркнешь, не сотрешь. Они были. Сейчас тоже бывают. Вот и сегодня она на лекции оборачивалась. А мимо проходит – не смотрит. Тьфу ты черт! Опять в облаках витаю, не решив задачи. Выяснить у нее надо – и все тут.
Сергей решил последнюю задачу, сдал листок минут за десять до конца занятий и пошел в буфет. Сейчас будет опять лекция. Надо у нее спросить. Ужасно неловко, конечно. Но мелодия к стихотворению сама просится. Сергей пропел вполголоса несколько раз ее. Получилась песня, притом, неплохая.
Когда он вошел в аудиторию, к нему подошла Катя.
- Сереж, - сказала она, - мы с Верой и Женькой встретили сегодня ребят и уже обо всем договорились, у них собираемся. Подходи к семи.
- Так у нас же с ними репетиция.
- Ничего, посидим вместе, попоем, вот вам и репетиция. За нами еда, а вы с ребятами купите какого-нибудь питья, - Катя улыбнулась, и на ее щеках заиграли ямочки.
- Леди, может, вам шампанское? - Сергей рассмеялся, - или минералки достаточно?
Катя принялась заливисто хохотать. Сергей поднял указательный палец и немного подержал его на уровне ее глаз. Катя продолжала смеяться.
- Ну что вы за девчонки народ такой, - улыбнулся Сергей, - вам палец покажи – вы смеетесь.
Прозвенел звонок на лекцию.
- Ну, договорились? – спросила Катя, которая, наконец, перестала смеяться.
- Само собой, - ответил Сергей и поспешил на свое место.
А Рита уже была здесь. Черт возьми, как это все вылетело из головы! И спросить забыл, и задачу не объяснил. А она гордо подняла голову, даже не обернется. Странная, то подходит, то даже не глядит. Красивая, глаз не оторвешь, но такая, как сейчас, она какая-то безжизненная. И чего вообще повернулся к ней? Сейчас же отвернуться! Так. Максим ей уже говорит кучу любезностей. Поздороваться забыл три часа тому назад. Она смеется и шутит ему в ответ. Не его же она любит. Его же всерьез девчонки не воспринимают, низкорослый, лопоухий и смешной. Голову бы ему оторвать. И ей заодно. Хотя не надо, что было, то прошло. Жаль, конечно. Что же ты так, Рита? А может, и я виноват? Конечно, виноват. Не могу к ней подойти, не могу. Но сегодня надо задать ей один вопрос, набраться смелость и спросить.
Сергей записал несколько строк в тетрадь и лег головой на парту, на руки. Удобно устроился. Что бы такое сотворить? Снова поднялся. Впереди сидит Костя Власов. Прекрасно. Сергей провел обратной стороной ручки по плечевому шву его свитера и, когда тот повернулся, быстрым движением схватил его двумя пальцами за нос. Власов отпрянул назад с возгласом: «Ты чего?», но не удержался на стуле и, хватаясь руками за парту, все же с грохотом оказался на полу. Несколько человек засмеялись. Преподаватель посмотрел в сторону Власова, который уже поднялся, сделал в зал замечание о том, как надо себя вести, и лекция пошла обычным ходом.
- Извини, это я пошутил, - сказал Сергей Власову и снова стал писать лекцию. Через несколько минут он поднял голову и посмотрел направо. Рита сидела на соседнем ряду, немного сзади. Он взглянул на нее, на мгновение отвел глаза, когда она, в свою очередь, встретилась с ним взглядом, опять посмотрел на нее. Она не отводила глаз, он тоже. Наверное, у него не получился равнодушный взгляд, ведь у нее на лице выражение одновременно грусти и полуулыбки. Он отвернулся. Сзади довольно громко раздался голос Климова:
- Сереженька! Не смотри так на Риточку. Я страдаю.
- Спокойствие, Макс, - обернувшись, ответил Сергей. Больше он не смог ничего сказать, потому что заметил, что Рита смеялась.
«Что ж, смейся, Риточка. Между прочим, на меня смотрит Катя», - подумал он. Катя действительно глядела на него с соседнего ряда, чуть спереди. Затем она обернулась на Риту, потом опять на Сергея. Он улыбнулся ей широкой улыбкой и кивнул головой. Она показала ему язык, он ей тоже.
А Рита смеется с подружками во весь голос. И почему только преподаватель не делает замечания?
Снова лекция. Да что же это за наказание! Опять полстраницы пропустил. Этот день какой-то сумасшедший. Сергей записал формулу, обвел ее в рамку, еще несколько строк. Неожиданно сзади его схватили и стали тянуть к себе. Сергей вырвался из рук, развернулся. Это шутит Петр. Псих! Смолин хотел пригнуть его голову к парте, но тот откинулся назад, и тут же Максим проделал с ним такую же штуку, какую тот сделал Сергею. Хлопушин вырвался, но все же коснулся головой парты Климова. Началась возня. Тут же послышалось замечание лектора и угроза, что в следующий раз он выгонит всех, кто мешает лекции, из аудитории.
Сергей твердо решил никуда не поворачиваться, смотреть только на доску или в тетрадь и нормально дописать лекцию. Как ни странно, ему это удалось. Когда прозвенел звонок, он вскочил, поспешно накинул куртку и подошел поближе к двери. Надо поймать Риту и спросить ее. Не упустить бы. Сейчас она болтает с девчонками.
- Сереженька, кого ты ждешь? – раздался рядом голос Максима.
Сергей перевел глаза на Климова, оглядел пустеющую аудиторию и заметил, что все его друзья уже ушли.
- Риту, - ответил он.
Рита была недалеко. Она услышала.
- Сережа, я ревную! – театрально воскликнул Максим. Рита улыбнулась. – Риточка, неужели ты бросишь меня?
Вечные его шутки! И не устал паясничать? Климов тут же перестал улыбаться и сказал Сергею вполголоса:
- Серега, любовь же прошла, так что ты все?
Сергей ничего не ответил. А Рита снова слышала. Промолчала, только горько усмехнулась.
- В самом деле, чего тебе от нее надо? – продолжал Максим.
- Поговорить.
Кажется, опять слышала. Смотрит настороженно, не спеша убирая свои роскошные волосы под белую вязаную шапочку.
- Ах, поговорить, - произнес Максим и многозначительно хмыкнул, - ну, ладно-ладно.
Все трое вышли из аудитории.
На улице Сергей взглянул на небо. Облака ушли. Над ними бездонная сверкающая голубизна. А на земле и на асфальте свежий снег, искрящийся на солнце. Стало чуть морозней, чем утром. Сергей сразу отметил про себя, что ритина светлая куртка не соответствует этому морозу, да и он не гарантирован от простуды.
Из института Рите налево, Максиму направо и Сергею тоже, но он сейчас не собирается домой. Дела.
- Риточка, тебе разве налево, ты меня покидаешь? – с подчеркнутым сожалением спросил Максим.
С улыбкой, но тоном, не допускающим возражений, Рита ответила:
- Покидаю, Максим.
- Пора бы знать, ревнивец, - изобразил из себя всезнайку Сергей, хотя провожал ее весной всего два раза.
Максим по-мушкетерски раскланялся, помахивая своей шапкой, и ушел.
Сергей прошел с Ритой до автобусной остановки, и они остановились. Она не поднимает глаз, смотрит то вниз, то в сторону. Он робко сказал:
- Рита, я хотел тебе задать один вопрос. Впрочем, не знаю, может, не надо.
Ее зеленоватые глаза теперь смотрят на него. Она ответила не сразу:
- Что ж, спрашивай.
- Ты знаешь, в одной тетради… листок со стихотворением… ну, ты его… в общем, нарочно ты его туда положила или забыла?
Изумление на ее лице. Она явно не ожидала этого вопроса. Впрочем, лицо ее быстро приняло спокойно выражение. Он видел теперь его в профиль. Темная слегка золотистая челка непослушно выбивается из-под шапки, тонко очерченный нос, чуть выдающаяся вперед нижняя губа, что нисколько ее не портит. При свете дня возле глаз видны бледные веснушки, даже к зиме не исчезли. Она смотрела куда-то вдаль и молчала. А он ждал. Наконец, она повернулась к нему, рассеянно улыбнулась и ответила неуверенно:
- А я искала его долго…
- Я придумал к нему мелодию.
Балбес! А еще думал, что она ему нарочно… Дурацкое положение.
Сергей улыбнулся одними губами. Глаза оставались грустными. И у Риты грустные глаза.
- Кстати, тебе объяснить задачу? – через минуту спросил он.
- Задачу? – тихо переспросила она. Во взгляде постепенно появилась уверенность, и уже тверже она продолжала:
- Не надо ничего объяснять. Я прекрасно знаю, как ее решать.
У него глаза на лоб полезли.
- Как же так? Ты же просила объяснить. Или тебе уже кто-то помог?
- Сережа, если ты думаешь, что я глупенькая девочка, ты просто не представляешь, насколько ты заблуждаешься. Я прекрасно понимаю то, что задают нам в нашем институте, не такие уж это сложности.
- Так почему же ты просила меня помочь?
Она во второй раз горько усмехнулась.
- Умный ты парень, Сергей, да, видимо, не все еще понимаешь.
И быстрым шагом подошла к подъехавшему автобусу, скрылась за его дверьми, ничего больше не сказав, растворилась, исчезла. Автобус грузно рванулся, неуклюже отъехал от остановки. А Сергей только и успел сказать ей вдогонку:
- Счастливо, Рита.
И все.
Догнать, вернуть! Да где уж там. И зачем? Она же просто забыла этот несчастный листок, и Бог с этим. И вдруг Сергею в голову влетела пронзительная мысль: а если бы она сказала, что специально положила его в тетрадь? Даже неприятно засосало под ложечкой: ну, что бы он сказал ей тогда, что? Поступок был совершенно необдуманным.

А вечером было весело. В одну из комнат общежития Сергей и его друзья Шурик Синицын, Володька Сахаров и Костя Горобец принесли питье, а девчонки – немудреную снедь. Катя «руководила» столом. Резала колбасу, хлеб, расставила тарелки с чашками, которые принесла из своей комнаты Вера Волкова.
Сергей вот уже почти два часа не выпускал из рук гитары. Сегодня он был в ударе. Струны издавали приятный звук, даже свой голос ему в этот день очень нравился. Все проблемы, кошки, которые так часто скребут на душе, растворились, забылись. Да и что их вспоминать, весело и все тут.
Катя, как всегда, неотразима. Она смеялась, беспрестанно глядя на него широко раскрытыми глазами, казавшимися от этого еще больше. Она клала ему руки на плечи, подходя сзади, нагибалась к самому его уху, касаясь головы, и что-то много говорила. Он отвечал, а она хохотала. Словом, не отходила от него ни на шаг. Эх, хорошая девчонка эта Катя! И добрая, и хозяйка замечательная, и собеседник интересный. Пусть не такая уж и красивая, зато надежна, как мать сыра земля. Счастлив будет тот, за кого она выйдет замуж.
Ее подруга Вера молча улыбается. Шурик, Володя и Костя достали пачку «Явы» и закурили.
- Смолин, покурить не хочешь? Надо же все-таки перекур устроить, - сказал Костя.
- Константин, ты же знаешь, я не курю.
- И что ты за человек, - усмехнулся Володя, - пример всем детям.
- Ну не курю и все. Да вы не стесняйтесь
А они и не стесняются. Женя Горская уже вторую сигарету берет. Замечательная девчонка. Характер сильный, в беде не оставит, есть у нее время, нет, всегда поможет без лишних вопросов, голос у нее прекрасный, на гитаре здорово играет. Только вот курит много. Иногда даже в день по пачке. Катя и Вера тоже взяли себе по сигарете.
- Эх, девчонки, - вздохнул Сергей, - красавицы. Ну, вам-то зачем курить?
Никогда он не принимал это занятие. Вред один от него. А так хочется, чтобы мир был чистым, без дыма, ругани и войны, а женщины – женственными.
В раскрытое окно с улицы заходил сквозь сигаретный дым свежий воздух. При свете лампочки чуть заметны на небе звезды. Все постепенно, незаметно настроились на грустный лад. Полились песни о дружбе, о вечерах у костра, о горах, об измене и неразделенной любви. Спев очередную песню, Сергей задумался, взял несколько аккордов, перебрал струны, потом, мурлыча мотив себе под нос, подобрал еще несколько аккордов.
- Слушайте, - сказал он.
И запел новоиспеченную песню на ритины стихи. Сергей пел, а ребята задумчиво молчали. Он виртуозно перебирал струны, глубокий и приятный звук гитары и голос Сергея наполняли комнату. Нет, в профессионалы он, конечно, не попадет, но своим негромким голосом он умел брать за живое, как никто другой. Когда он закончил петь, в комнате на несколько секунд воцарилась полная тишина. Затем Володя сказал:
- Да. Ну и песня. Знаешь такую песню, и до сих пор не включил ее в наш репертуар.
Сергей ничего не ответил. Почему-то ему не хотелось, чтобы все знали, откуда песня.
Впрочем, задумчивое настроение вскоре прошло, когда ребята стали снова петь веселые песни. Грустить не о чем. Жизнь прекрасна. Как же хорошо, что есть такие замечательные друзья.

Домой он ехал с улыбкой, не сходившей с его губ всю дорогу. Уже возле дома Сергей снял перчатки, набрал в руки снега и, когда он нагрелся и стал подтаивать, слепил снежок и запустил его в дерево. На стволе остался небольшой белый след. Сергей рассмеялся, потом вдруг растер лицо снегом и посмотрел вверх, на звезды.
Дома Сергей вошел на цыпочках в темную квартиру и пробрался в свою комнату. Открыв окно, он долго смотрел вдаль. Он вспомнил все произошедшее за день, и такими пустяковыми показались ему дневные переживания, обмены взглядами, разговоры, что он даже покачал головой и усмехнулся. Потом он снова долго смотрел в окно. Он смотрел на белый снег, покрывший сонную землю легким покрывалом, деревья, устремившие ввысь голые сучья и ветви, засыпающие дома, в которых становилось все меньше и меньше светящихся окон, звезды, величаво взирающие на маленькую, но такую любимую землю. Он ни о чем не думал, а просто смотрел. И, вопреки этому, понял все, что его терзало сегодня.
Из созерцания его вывело дуновение ледяного ветерка. Сергей зябко поежился и прикрыл окно. В конце концов, прошлые чувства – это всего лишь прошлые чувства. И если ты не взял их в настоящее, нечего мучаться и переживать. Спать Сергей ложился радостным и спокойным.